Меню
12+

Районная газета "Мамский горняк"

08.05.2020 14:02 Пятница
Категория:
Если Вы заметили ошибку в тексте, выделите необходимый фрагмент и нажмите Ctrl Enter. Заранее благодарны!
Выпуск 34 от 08.05.2020 г.

Дети войны. Они выжили вопреки, и во имя нас…

Валентина Сергеевна Обаленичева и другие девчата со снимка — выпускницы детского дома г. Белогорска, работницы знаменитого Ярославского комбината технических тканей «Красный перекоп», за заслуги в годы Великой Отечественной войны эта фабрика в 1947 году была удостоена высшей государственной награды: Ордена Ленина

У Валентины Сергеевны Обаленичевой 7 внуков, и 9 правнуков. Говорит, что считает себя счастливым человеком. На фото Валентина Сергеевна с правнуками Анастасией, Ангелиной и Зауром, дочерью Светланой и

На старом черно-белом фотоснимке — красивые молодые девушки, накрашенные одинаковой яркой помадой. Героиня моего рассказа — Валентина Сергеевна Обаленичева и другие девчата со снимка — выпускницы детского дома г. Белогорска, работницы знаменитого Ярославского комбината технических тканей «Красный перекоп», за заслуги в годы Великой Отечественной войны эта фабрика в 1947 году была удостоена высшей государственной награды: Ордена Ленина. Фотография была сделана в 50-х годах прошлого столетия, когда война была уже позади, фотоснимок сохранил только свежесть и прелесть молодости, которая так мимолётна. Цепкая память Валентины Сергеевны хранит тяжкие воспоминания об ужасах и лишениях своего детства, которое она провела в оккупации. Война изуродовала ее детство, лишила близких и родных, заставила опасаться и своих, и чужих, научила дорожить каждой крохой хлеба и человеческой жизнью, которая так хрупка…

Валентина Сергеевна Обаленичева в девичестве — Рыкова до начала войны жила в своей большой семье в деревне Марфовка, расположенной в самом центре Керчинского полуострова.

- Нас у мамы Марии Варфоломеевны Самардаковой и папы Сергея Даниловича Рыкова было пятеро, старшей Анне было семнадцать лет, Коле – десять, мне – шесть, Светлане – четыре года, самой младшей Алле — два годика. Мама работала в колхозе на разных работах, отец на каком-то руднике, оба они были коммунистами. Брат Коля умер перед самой войной. Старшая сестра уже закончила школу и планировала учиться дальше, но война распорядилась по-другому.

Шестилетняя Валентина помнит, что у них был один общий большой двор, по соседству жили болгары, греки, татары. И в этом большом дворе вскоре они увидели первые приметы войны. Двор заполонили солдаты (тогда говорили – бойцы). Уже бомбили Севастополь и все продвигались к Керчи, чтобы через Керчинский пролив переправиться на Кубань. Маме Марии, потому что она была членом партии, тоже посоветовали эвакуироваться.

- Мы добрались до Керчи, пожили немного у маминых сестер — тети Щуры и тети Лены, к тому времени мы узнали, что фашисты прорвали фронт и вплотную подобрались к Керчи. Мама вместе с нами отправилась к Керчинскому проливу к спасительной переправе. Я помню, что впереди и позади нас шли люди, много людей. Наконец мы добрались до переправы, но там выяснилось, что как таковой переправы нет, и на редких судёнышках переплавляют, прежде всего, раненых, тех, кто посильней прорываются сами. Кроме того, переправа постоянно подвергалась воздушным атакам – немец с воздуха палил по гражданским. Тогда мама решила ждать.

Моей героине без одного месяца — 85 лет, значит с тех страшных дней, когда она с мамой и сестрами были на переправе, прошло без малого 80 лет. Ощущения ужаса и паники врезались в детское сердечко так отчётливо, словно это было вчера. Ширина Керченского пролива — четыре с половиной километра. Полтора часа времени в пути. Эти несколько километров отделяли их от надежды на спасение, которое, казалось, так близко. Люди не понимали, что делали, и лезли на плавучие средства, давя других и подставляя себя. В баркас буквально бросали тяжелобольных, потому что немецкие самолеты постоянно заходили на бомбометание. Те, кто не мог плавать, цеплялись за борта баркаса, который был перегружен. С лодки били по рукам, но они всё равно цеплялись до тех пор, пока в кровь не разбивали пальцы или не уходили под воду. На берегу с шумом волн смешивались взрывы, стрельба, шум, крики, плач женщин и детей. Вокруг была масса людей и в особенности на откосе крутого, высокого берега, защищающего от мин.

В отвесном берегу мама Мария и её дочери вырыли углубления, в которых спали, укрывались от бомбежек. Так делали многие, на несколько километров от переправы берег был изрыт такими убежищами, похожими на гнезда ласточек. Эти «гнёзда» стали для сестры Анны и ее подруги Вали – последним пристанищем. Валентина Сергеевна вспоминает, что всё произошло в одночасье.

- Налетели самолеты, из них посыпались как черные гроздья винограда бомбы. Я помню, что у Ани вырвало лопатку, и она еще какое-то время мучаясь от боли, жила, она сказала маме: «Не держи меня…». А ее подруга, с которой они ходили, чтобы достать пропитания, она упала замертво в нескольких метрах от убежища. Мама их там и захоронила. У моря.

Во время той бомбардировки Валентину ранило в руку, сестру Светлану в грудную клетку, сестрёнка Алла тогда не пострадала. Надежды переправиться через Керчинский пролив не оставалось. По воспоминаниям Валентины Сергеевны, они видели, как одна баба с грудным ребенком, каким — то чудом пробралась на пароход, ее взяли в последние минуты перед отправкой, а затем пароход обстреляли с воздуха и он затонул. Это произошло недалеко от берега и многие добирались вплавь, а эта баба так и металась на тонущем корабле со свертком в руках.

Что стало для мамы последней каплей, когда она приняла решение вернуться назад в деревню, Валентина Сергеевна не помнит…

- Когда мы похоронили в наших времянках сестру Аню и ее подругу мы двинулись в обратный путь в свою деревню. Мама рассудила так, что она никому ничего плохого не делала, дома хотя бы есть чем кормить детей, кроме того, моя рана на руке постоянно гнила, так как мы ее ничем не обрабатывали кроме соленой воды. Так мы вернулись в Марфовку.

В деревне уже хозяйничали немцы, вводили «новые порядки». Дом наш был разграблен – остались одни стены. Не знаю, сколько прошло времени, когда сообщили, что в деревню немцы пригнали пленных, они содержались во дворе как скот, двор был окружён колючей проволокой. Среди них был мой папа Сергей Рыков.

Мне кажется, что мы не прожили в своем доме и нескольких дней, когда на пороге появились три полицая и два немца, они спросили, где наша мама. Мы ответили, что она пошла молоть кукурузу. Мы побежали за фрицами, видели, как маму взяли под конвой и повели в комендатуру. Как сейчас помню, что мама была одета в черную фуфайку, серую юбку, коричневые чулки и парусиновые туфли. Я окликнула маму, спросила, скоро ли она придёт, она ответила: «Как отпустят — сразу приду». Больше свою маму мы не увидели никогда. Говорили, что отца оправили в концлагерь, и маму тоже.

Так три сестрёнки Рыковы – Алла двух лет, Светлана четырёх лет и Валентина шести лет остались одни перед лицом войны. Война — это проклятье человечества, и сокрушительнее она бьёт по самым слабым, по незащищённым — по детям войны. Но в этом военном котле им предстояло выжить. Ветераны говорят, что «после постоянных бомбардировок — чувство страха совсем притупляется, что потом всё равно, что с тобой будет, хотя береженого бог бережет, но пуля – дура, и все зависит от везения, от обстоятельств и от Бога. Как не крути, это какая-то посторонняя сила: захочет – возьмет, захочет – отпустит». Шёл 42-й год, горькие испытания, которые выпали на долю сестёр, были ещё впереди. После ареста мамы Марии сестёр Рыковых от фашисткой расправы прятала у себя соседка Нюра Евичева, затем переправила их к сестрам матери.

- Меня взяла к себе т. Щура и сразу пояснила, что я должна буду свой хлеб отрабатывать. Я отвечала за выпас козы, собирала уголь, и главное – каждый день с 4 утра я должна была натаскать воды для поливки огорода, — рассказывает моя героиня Валентина Сергеевна. — Моя тетка жила на берегу в самострое, а колонка находилась в метрах 500 от ее дома. Вода бежала мелкой струей, и очередь собиралась длинная. Но каторжный труд был не самым страшным. Когда город бомбили, все укрывались в каменоломнях, а тетка меня оставляла охранять дом от мародеров. Единственное, что она мне посоветовала держаться в углу во время бомбежки, чтобы меня не завалило. Так во время одного налета во двор зашли наши солдаты, когда они меня нашли, то тут же отправили в военный госпиталь, так как моя рана до сих пор не зажила. Помню, как врачи удивлялись, что я до сих пор жива с такой раной. Из госпиталя меня отправили в детский дом, к тетке я возвращаться не хотела и меня подучили сказать, что родных не осталось. По сути — так и было, я не знала, что с моей мамой, какие — то вести еще в начале войны доходили, что она в концлагере где-то в Симферополе, а потом я не знала, что и с моими сестрами. Так я попала в Керчинский детский дом.

В детском доме ко мне отнеслись подозрительно. Я ничего не знала о судьбе своих близких. Кроме того моя фамилия — Рыкова, такая же как у одного из официально объявленных врагов народа, и вовсе сделала меня изгоем. Директор детдома тоже придерживалась той версии, что меня надо опасаться, и я все время жила в страхе, что мой папа – предатель, а меня вскоре и вовсе заберут. Где могло быть хуже детдома, где мы ходили голодные и оборванные, я не знала, но была уверена, что будет еще хуже. Уже после победы я дождалась так называемой реабилитации. Это произошло так. Я спускалась по лестнице со второго этажа. Ходила я в растянутом свитере, который был на мне как платье, это так называемые американские подарки, на ногах хлопчатобумажные чулки на подвязках, которые всегда сползали из-за моей невероятной худобы. Хотя я и была очень тощая, у меня был большой живот. У меня был рахит, так выглядели многие мои сверстники. Так вот ко мне подошла женщина в строгом костюме, она спросила меня, знаю ли я Валю Рыкову. За несколько секунд в моей голове пронеслось множество мыслей, я решила, что меня сейчас же объявят дочкой врага народа и арестуют, потом я подумала, что это несправедливо, ведь война кончилась. Я призналась этой строгой женщине, что это я и есть. Она так обрадовалась и сообщила мне, что меня разыскивает отец, она сказала всем, в том числе и директору, что мой папа боролся с немцами в составе отряда партизан, был ранен и лечился в госпитале г. Гори. Теперь он хочет найти и забрать своих детей.

Отец действительно забрал меня с сестрами Светланой и Аллой, и мы жили с мачехой и её детьми. Но ранение давало о себе знать, очень скоро папа умер, а мачеха нас тут же отправила в детский дом города Белогорска, тогда он имел татарское название Карасу-базар. В этом детском доме я получила образование 8 классов, в 1952 году поехала учиться в Ярославль в ФЗО, в группе крутильщиц я скручивала нити для технических тканей. Сестра Света тоже училась и работала на этой же ткацкой фабрике, мы потом гордились, что на этой же фабрике свой трудовой путь начинала первая женщина космонавт Валентина Терешкова. Светлана по сей день живет в Ярославле, имеет большую семью – внуков и правнуков. Светлана была дважды депутатом верховного Совета СССР, также она была награждена орденом Ленина. Сестру Аллу из детского дома отправили в Ростов на Дону в ФЗО, там она приобрела специальность телеграфистки. После курсов телеграфистов Аллу направили в Мамско-Чуйский район, она меня уговорила приехать на Маму, говорила, что здесь работы – сколько захочешь. Сегодня Аллы нет с нами, она умерла после продолжительной болезни. После неё остались дети, внуки и правнуки, в конце 90-х они уехали из района.

Валентина Сергеевна Обаленичева живет в Мамско-Чуйском районе с 1971 года, хотя родилась и выросла в Крыму, своей настоящей родиной считает п. Мама. «Здесь я стал человеком, Мама мне дала все», — любит говорить Валентина Сергеевна. Она приехала в поселок Мама в январе 1971 года с тремя детьми. Устроилась работать в Мамский ОРС разнорабочей, затем в составе бригады работала фасовщиком, буфетчиком, младшим продавцом. Проработала старшим продавцом и заведующей магазином деревни Садки с 1980 года вплоть до закрытия деревни до 1995 года. Ее общий трудовой стаж на Севере составляет 35 лет, 4 месяца и 4 дня. За годы работы Валентина Сергеевна награждалась почетными грамотами за ударный труд, имеет юбилейные медали в честь юбилеев Победы в Великой Отечественной войне, удостоена звания ветеран труда. У Валентины Сергеевны 7 внуков, и 9 правнуков. Говорит, что считает себя счастливым человеком.

Эти дети войны выжили не только вопреки всему, но и во имя нас — ныне живущих, чтобы продолжить свой род, чтобы восстанавливать страну из руин, чтобы рассказать, что такое война…

P.S. В 2003 году был установлен Памятник детям Керчи – жертвам Великой Отечественной войны, монумент размещен в парке Славы, который находится в самом центре Керчи. Памятник создал художник Анатолий Сальников, который является заслуженным архитектором Крыма. Открытие монумента было приурочено к скорбным дням. Тогда, в 2003 году, вспоминали героев Керченско-Феодосийской операции в декабре 1941 года. Памятник представляет собой фигуру матери, прижимающей к груди мальчика 10 лет. Мать явно находится в грусти и скорби, на ее лице застыли страх, горе и печаль. Архитектор этим произведением искусства хотел показать, что война никогда не сможет вернуть матерям их детей, что семьи останутся не только без кормильца, но и без будущего их рода. Анатолий Сальников будто призывает всех помнить о тех ужасных годах, о времени, которое навсегда останется в сердце каждого. Он призывает нас помнить не только тех, кто погиб, отстаивая честь нашей страны, но и тех, кто выжил и отстраивал стану заново.

Евгения Карасова

Фото из архива Валентины

Обаленичевой

Добавить комментарий

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные и авторизованные пользователи.

29